Неточные совпадения
Еще в первое
время по
возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и
с этим горем. Пройдет
время, и я буду к этому равнодушен».
Со
времени своего
возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза был на даче. Один раз обедал, другой раз провел вечер
с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
А в городе все знакомые тревожно засуетились, заговорили о политике и, относясь к Самгину
с любопытством, утомлявшим его, в то же
время говорили, что обыски и аресты — чистейшая выдумка жандармов, пожелавших обратить на себя внимание высшего начальства. Раздражал Дронов назойливыми расспросами, одолевал Иноков внезапными визитами, он приходил почти ежедневно и вел себя без церемонии, как в трактире. Все это заставило Самгина уехать в Москву, не дожидаясь
возвращения матери и Варавки.
Возвращение на фрегат было самое приятное
время в прогулке: было совершенно прохладно; ночь тиха; кругом, на чистом горизонте, резко отделялись черные силуэты пиков и лесов и ярко блистала зарница — вечное украшение небес в здешних местах. Прямо на голову текли лучи звезд, как серебряные нити. Но вода была лучше всего: весла
с каждым ударом черпали чистейшее серебро, которое каскадом сыпалось и разбегалось искрами далеко вокруг шлюпки.
С перевала тропа привела прямо к той фанзе, где оставались люди и лошади. Казаки соскучились и были чрезвычайно рады нашему
возвращению. За это
время они убили изюбра и наловили много рыбы.
Когда мы окончили осмотр пещер, наступил уже вечер. В фанзе Че Фана зажгли огонь. Я хотел было ночевать на улице, но побоялся дождя. Че Фан отвел мне место у себя на кане. Мы долго
с ним разговаривали. На мои вопросы он отвечал охотно, зря не болтал, говорил искренно. Из этого разговора я вынес впечатление, что он действительно хороший, добрый человек, и решил по
возвращении в Хабаровск хлопотать о награждении его чем-нибудь за ту широкую помощь, какую он в свое
время оказывал русским переселенцам.
Гимнастика, работа для упражнения силы, чтения — были личными занятиями Рахметова; по его
возвращении в Петербург, они брали у него только четвертую долю его
времени, остальное
время он занимался чужими делами или ничьими в особенности делами, постоянно соблюдая то же правило, как в чтении: не тратить
времени над второстепенными делами и
с второстепенными людьми, заниматься только капитальными, от которых уже и без него изменяются второстепенные дела и руководимые люди.
В это блистательное
время Марья Гавриловна жила
с матерью в *** губернии и не видала, как обе столицы праздновали
возвращение войск. Но в уездах и деревнях общий восторг, может быть, был еще сильнее. Появление в сих местах офицера было для него настоящим торжеством, и любовнику во фраке плохо было в его соседстве.
Первое и важнейшее правило, чтоб у собаки был один хозяин и никто другой не заставлял ее повторять те уроки, которые она учит, а потому весьма недурно, если первый и даже второй год уже настоящей охоты она будет запираема или привязываема на цепочке или веревочке немедленно по
возвращении с поля да и во все свободное
время от охоты; впоследствии это сделается ненужным.
— Послушай, Аня, — спросил Максим у сестры по
возвращении домой. — Не знаешь ли ты, что случилось во
время нашей поездки? Я вижу, что мальчик изменился именно
с этого дня.
Словом, все дело велось в таком страшном секрете, что ничего нельзя было узнать, и притом продолжалось оно до самого
возвращения казака Платова
с тихого Дона к государю, и во все это
время мастера ни
с кем не видались и не разговаривали.
Как стемнелось, кержак Егор все
время бродил около господского дома, — ему нужно было увидать Петра Елисеича. Егор видел, как торопливо возвращался
с фабрики Лука Назарыч, убегавший от дурака Терешки, и сам спрятался в караушку сторожа Антипа. Потом Петр Елисеич прошел на фабрику. Пришлось дожидаться его
возвращения.
Было ясно:
с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда она стояла у самой двери. Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это
время действительность смешивается
с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное, какие-нибудь страхи. В то же
время она смутно сознавала, что я должен воротиться и буду стучаться у дверей, а потому, лежа у самого порога на полу, чутко ждала моего
возвращения и приподнялась на мой первый стук.
Прасковья Семеновна
с годами приобретала разные смешные странности, которые вели ее к тихому помешательству; в господском доме она служила общим посмешищем и проводила все свое
время в том, что по целым дням смотрела в окно, точно поджидая
возвращения дорогих, давно погибших людей.
Разбитая надежда на литературу и неудавшаяся попытка начать службу, — этих двух ударов, которыми оприветствовал Калиновича Петербург, было слишком достаточно, чтобы, соединившись
с климатом, свалить его
с ног: он заболел нервной горячкой, и первое
время болезни, когда был почти в беспамятстве, ему было еще как-то легче, но
с возвращением сознания душевное его состояние стало доходить по
временам до пределов невыносимой тоски.
Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид. Он существовал всегда и всюду,
с самых древнейших
времен, и не переводился никогда. Он присутствовал и на греческих и на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом по случаю
возвращения блудного сына.
Прошла осень, прошла зима, и наступила снова весна, а вместе
с нею в описываемой мною губернии совершились важные события: губернатор был удален от должности, — впрочем, по прошению; сенаторская ревизия закончилась, и сенатор — если не в одном экипаже, то совершенно одновременно — уехал
с m-me Клавской в Петербург, после чего прошел слух, что новым губернатором будет назначен Крапчик, которому будто бы обещал это сенатор, действительно бывший последнее
время весьма благосклонен к Петру Григорьичу; но вышло совершенно противное (Егор Егорыч недаром, видно, говорил, что граф Эдлерс — старая остзейская лиса): губернатором, немедля же по
возвращении сенатора в Петербург, был определен не Петр Григорьич, а дальний родственник графа Эдлерса, барон Висбах, действительный статский советник и тоже камергер.
— Может быть… — вяло ответил седой господин и отвернулся. А в это
время к ним подошел губернатор и опять стал пожимать руки Семена Афанасьевича и поздравлять
с «
возвращением к земле, к настоящей работе»… Но умные глаза генерала смотрели пытливо и насмешливо. Семен Афанасьевич немного робел под этим взглядом. Он чувствовал, что под влиянием разговора
с приятелем юности мысли его как-то рассеялись, красивые слова увяли, и он остался без обычного оружия…
Пугачев и поехал, но пред его
возвращением зять его, Прусак, бывший Зимовейской станицы казак, а ныне состоящий в Таганрогском казацком полку, явился у нас и на станичном сборе показал, что он
с женою и Василий Кусачкин, да еще третий, по уговору Пугачева, бежали за Кубань на Куму-реку, где он (Прусак), побыв малое
время, оставил их и возвратился на Дон.
В течение всего
времени, как Пепко жил у меня по
возвращении из Сербии, у нас не было сказано ни одного слова о его белградском письме. Мы точно боялись заключавшейся в нем печальной правды, вернее — боялись затронуть вопрос о глупо потраченной юности. Вместе
с тем и Пепке и мне очень хотелось поговорить на эту тему, и в то же
время оба сдерживались и откладывали день за днем, как это делают хронические больные, которые откладывают визит к доктору, чтобы хоть еще немного оттянуть роковой диагноз.
Прошло два дня после
возвращения рыбаков. В промежуток этого
времени Петр неоднократно готовился приступить к отцу
с объяснением, но, встречая всякий раз неблагосклонный взгляд родителя, откладывал почему-то свое намерение до следующего дня. Наконец он решился выждать водополья, рассчитывая, не без основания, что начало рыбной ловли авось-либо расшевелит отца и сделает его доступнее. То, чего ждал Петр, не замедлило осуществиться.
Вся эта эпопея разыгралась еще в то
время, когда бабушка жила в Петербурге, но завершилась она браком Марии Николаевны как раз к
возвращению княгини в Протозаново. Ольга Федотовна, узнав как-то случайно Марью Николаевну, отрекомендовала ее в одной из своих вечерних бесед княгине, а та, имея общую коллекторам страсть к приобретению новых экземпляров, сейчас же пожелала познакомиться
с «героиней». (Так она
с первого слова назвала Марью Николаевну, выслушав о ней доклад Ольги Федотовны.)
Так еще в то
время было просто и так живо тогда чувствовалось взаимное снисхождение, которое после заменено сначала французским петиметрством, а потом аглицким равнодушием. Но бабушке уже и тогда казалось худо: она считала, что
с возвращением наших войск из Парижа в обществе нашем обнаружился повсеместный недостаток взаимоуважения.
— Талант — древняя денежная единица; в евангелии рассказывается о рабе, который закопал в землю деньги, оставленные ему господином во
время его отсутствия; по
возвращении хозяина раб выкопал деньги и возвратил их полностью; другой раб пустил оставленные деньги в оборот и вернул их
с процентами.
За несколько дней до
возвращения моего
с Григорьем Иванычем из Аксакова, когда в гимназии собрались уже почти все ученики, какой-то отставной военный чиновник, не знаю почему называвшийся квартермистром, имевший под своею командой всех инвалидов, служивших при гимназии, прогневался на одного из них и стал его жестоко наказывать палками на заднем дворе, который отделялся забором от переднего и чистого двора, где позволялось играть и гулять в свободное
время всем воспитанникам.
Она рассказывала мне
с величайшей подробностью все свои поступки и все свои переговоры, она старалась уверить меня, что, несмотря на препятствия, надежда на успех ее не покидает; но я только по
временам, и то ненадолго, обольщался этой надеждой: освобождение из каменного острога, как я называл гимназию, и
возвращение в семейство, в деревню — казалось мне блаженством недостижимым, несбыточным.
После
возвращения из-за границы, имея в виду более широкие и определенные замыслы, чем прежде, он стал действовать тем
с большею решительностью, что составил уже в это
время в уме своем известные идеалы некоторых предметов по виденным им за границею образцам.
«По
возвращении от невзятия Азова, — пишет он, —
с консилии генералов указано мне к будущей войне делать галеи, для чего удобно мню быть шхиптиммерманам (корабельным плотникам) всем от вас сюды: понеже они сие зимнее
время туне будут препровождать, а здесь тем
временем великую пользу к войне учинить; а корм и за труды заплата будет довольная, и ко
времени отшествия кораблей (то есть ко
времени открытия навигации в Архангельске) возвращены будут без задержания, и тем их обнадежь, и подводы дай, и на дорогу корм».
В подобных кружках подозрение всегда равнялось доказательству, и Бенни во
время его отсутствия был объявлен в Петербурге несомненным шпионом и по
возвращении его из Москвы в Петербург встречен в Петербурге
с обидною осторожностью, как вполне изобличенный шпион, которого разгадали и
с которым общего ничего иметь не хотят.
Просимое разрешение ему было дано на самое короткое
время с обязательством дорогою нигде не останавливаться, а наблюдение за
возвращением его было поручено в Томашове какому-то начальству.
Писарев немедленно уехал к отцу и матери в орловскую деревню; не дождавшись его
возвращения в Москву, я также отправился в свой путь, но
с этого
времени началась между нами живая, искренняя переписка, продолжавшаяся постоянно все пять лет моего пребывания в Оренбургской губернии.
Я, сохраняя
с своей стороны здоровье, проездил более назначенного
времени и, при
возвращении, встречен был женою, со всеми искренними ласками, и обоими гостьми. Они, спасибо им, прожили у нас несколько дней, в кои я поддерживал свое здоровье прогулкою по полям и, возвращаясь, имел удовольствие находить жену всегда веселую, приятную и ласковую ко мне, а не менее также и гостей моих.
Так шло
время до
возвращения Ольги Семеновны
с Верой и
с Сонечкой Самборской из Обояни.
По
возвращении из Петербурга, прожив несколько
времени вместе
с матерью и сестрами в доме Погодина, Гоголь уверил себя, что его сестры, патриотки (как их называют), которые по-ребячьи были очень несогласны между собой, не могут ехать вместе
с матерью в деревню, потому что они будут постоянно огорчать мать своими ссорами.
С каким мучительным томлением ожидал я его
возвращения!
С какой жестокой медленностью проходило
время! Наконец он вернулся — поздно.
В Москве Кольцов опять отдохнул душою среди своих старых друзей и
с ужасом думал о
возвращении в Воронеж. «Если бы вы знали, — писал он в Петербург к Белинскому, — как не хочется мне ехать домой: так холодом и обдает при мысли ехать туда, а надо ехать — необходимость, железный закон». Поэтому он и по окончании дел еще несколько
времени жил в Москве и радостно встретил
с друзьями новый, 1841, год. Через год он грустно вспоминает об этом в стихотворении на новый, 1842, год...
Потом я ничего не помню до тех пор, пока пришла судебная власть и полиция. Я спросил, который час, и мне сказали: девять. И я долго не мог понять, что со
времени моего
возвращения домой прошло только два часа, а
с момента убийства Алексея — около трех.
Но соседи заметили, что со
времени своего
возвращения из Москвы он совсем перестал водиться
с женщинами, даже не глядит на них, и ни одной собаки у себя не держит.
Объяснения депутатов
с попечителем и столичными властями длились довольно долгое
время. Толпа студентов на университетском дворе терпеливо ждала
возвращения уполномоченных. К ней присоединилось много посторонних лиц: партикулярных и военных, моряков, медиков, юнкеров и воспитанников разных учебных заведений.
Конечно, Серафима если в чем и призналась ей, то облыжно,
с выгораживанием и его, и себя, так чтобы все было «шито-крыто» и кончилось, до поры до
времени, платежом процентов
с двадцати тысяч и
возвращением Калерии тех денег, которых она не истратила.
С 1867 года, когда я опять наладил мою работу как беллетриста и заграничного корреспондента, часть моего заработка уходила постоянно на уплату долгов. Так шло и по
возвращении моем в Россию в 1871 году и во
время нового житья за границей, где я был очень болен, и больной все-таки усиленно работал.
Мне представлялся очень удачный случай побывать еще раз в Праге — в первый раз я был там также, и я, перед
возвращением в Париж, поехал на эти празднества и писал о них в те газеты, куда продолжал корреспондировать. Туда же отправлялся и П.И.Вейнберг. Я его не видал
с Петербурга,
с 1865 года. Он уже успел тем
временем опять"всплыть"и получить место профессора русской литературы в Варшавском университете.
Некрасова и Салтыкова я не встречал лично до
возвращения из-за границы в 1871 году. Федора Достоевского зазнал я уже позднее. К его брату Михаилу, уже издававшему журнал"
Время", обращался всего раз, предлагал ему одну из пьес, написанных мною в Дерпте, перед переездом в Петербург.
С Тургеневым я познакомился в 1864 году, когда был уже издателем"Библиотеки".
Однако приезжала она однажды в Россию и раньше, до своего легального
возвращения. Было это зимою 1899–1900 г. Целью ее поездки было установить непосредственную связь
с работавшими в России социал-демократами, лично ознакомиться
с их настроениями и взглядами и выяснить им позицию группы «Освобождение труда» в возникших за границею конфликтах. Жила она, конечно, по подложному паспорту, и только несколько человек во всем Петербурге знали, кто она. В это
время я
с нею и познакомился.
Несмотря на принятые, как мы видели, со стороны князя Василия меры, чтобы предстоящая свадьба его дочери
с князем Воротынским оставалась до
времени в тайне, эта тайна не укрылась от проницательности сенных девушек, и в горнице княжны, чуть ли не тотчас же по
возвращении ее от князя Василия, стали раздаваться свадебные песни и величания «ясного сокола» князя Владимира и «белой лебедушки» княжны Евпраксии.
В постоянных трудах и заботах незаметно пролетало
время, которое иначе тянулось бы томительно медленно для Ермака Тимофеевича,
с нетерпением ожидавшего
возвращения Ивана Кольца
с царским прощением. Он решил тогда же, передав власть свою другу и есаулу, тотчас же ехать к Строгановым, где перед алтарем сельской церкви назвать Ксению Яковлевну своею женой. Это было для него лучшей наградой за все им перенесенное и совершенное.
Вскоре по
возвращении его в Падуу, Фиоравенти получил письмо из Московии
с послом русским, бывшим в Венеции. Письмо это было от его брата, Рудольфа Альберти, прозванного Аристотелем, знаменитого зодчего, который находился
с некоторого
времени при дворе московитского великого князя Иоанна III Васильевича. Художник просил доставить врача в Москву, где ожидали его почести, богатство и слава.
К этому
времени относится радостная весть,
с быстротою молнии облетевшая строгановские владения о
возвращении отряда казаков под предводительством Ивана Кольца
с громадной добычей и взятым в плен мурзой Бегбелием.
С нетерпением ожидала она
время возвращения Кости со службы и несколько раз посылала Дашу справляться, не пришел ли он?
Первое
время после
возвращения с похорон мужа и посещения
с Кузьмой «волчьей погребицы» Дарья Николаевна приблизила его к себе на столько, что дворовые зачастую видали его смело проходившим в комнату барыни и возвращающимся оттуда через довольно продолжительное
время.